К Ленинскому проспекту я оказалась привязана накрепко и безнадежно. Разными отрезками своей жизни. Без него, как показало время, — никуда…

Мое детство прошло в известных всем условиях жесткого дефицита. Это была данность, к которой все приспосабливались, как могли.

Нам повезло, мы жили всего в 200 км от столицы. А там, в Москве, о чем знает в нашей стране каждый, медом намазано, то есть по тем временам всегда можно было наткнуться на дефицит. И это было счастьем. Реальным, непридуманным. О котором рассказывали соседям и родственникам, которое гордо напяливали на себя или съедали с ощущением невероятного везения.

И меня с ранних лет таскали в переполненных людьми электричках в Москву, потому что дефицит давали по одному в руки. И мои руки были не лишними. В те времена лишения все терпели мужественно, а потому не роптала и я. Если удавалось в электричке сесть у окошка, я смотрела на пролетающие окном леса и придумывала всякие истории, которые происходили в этих волшебных местах.

А с вокзала мы сразу ехали на Ленинский. В большой гастроном. Там работала мамина тетка – тетя Шура. Главным бухгалтером. Это вам не хухры-мухры! А посему у нас не только была возможность переночевать в столице, если по каким-то причинам однодневного марафона погони за дефицитом не хватало, но и заполучить с черного хода самые свежие, самые вкусные и недосягаемые для многих простых смертных продукты питания. 

Помимо гастронома бабушки Шуры, на Ленинском мы посещали Дом обуви (шанс отхватить югославские сапоги), «Ванду», «Власту», «Лейпциг» и, наконец, универмаг «Москва».

В «Москве», бывало, простаивали часами — очередь вилась по широким лестницам с первого этажа. Часто не доставалось того, за чем стояли – не оставалось, например, нужных размеров. Но мы все равно покупали те, что были, чтобы потом продать и окупить поездку.

Это все была суровая правда жизни, а я, маленькая девочка, с восторгом смотрела на высоченные дома, широкий проспект, спешащих куда-то людей, и мне казалось, что это какой-то совсем другой мир, где люди улыбчивы и живут какой-то совсем другой жизнью, не такой, как мы в своей маленькой и пыльной Калуге.

Вот бы хоть краешком глаза увидеть, как вон в том или в том окне вечером за круглым столом, покрытом клетчатой скатертью, под уютным абажуром собирается семья. Мама разливает чай, папа листает газету, дети накладывают в розетки земляничное варенье, и все улыбаются друг другу, даже не догадываясь, как им повезло жить в таком большой и необыкновенном городе. 

Я мечтала, когда вырасту, жить в одном из этих домов. И чтобы у меня на кухне стоял круглый стол, покрытый скатертью, и висел абажур. А из окна был виден Ленинский проспект, запруженный людьми и машинами, широкий и прекрасный.

Прошло много лет. Я выросла. Встретила своего будущего мужа. Заявление мы подавали в ЗАГС на Ленинском проспекте. И живем недалеко. До Ленинского — рукой подать. Минут 15 ходу. Потом я устроилась работать в компанию, офис которой находится… Правильно, там же, в самом конце Ленинского.

А потом мы купили дом в деревне. И по какой-то прихоти судьбы путь туда тоже лежит через Ленинский проспект.

Мы едем по нему, а я смотрю по сторонам. Все также спешат по своим делам люди и летят машины, которых стало намного больше. Все те же дома притягивают взгляд: что там, за этими окошками? О чем там говорят? Радуются или горюют? Дружат или ссорятся?

И у меня теперь есть круглый стол. Правда, стоит он в деревне. В саду под яблоней. И луна вместо абажура.