Вернулась из деревни в Москву, от которой отвыкла. За время, пока нас здесь не было, закрыли Сбербанк в Корабле, под окнами почти оформилась элитная башня. Асфальт перестелили. Газон заменили на искусственный.

Так захотелось, чтобы осталось хоть что-то, сто лет знакомое. Привычное.

Спустились в мастерскую по ремонту обуви в подвальчике дома у остановки. Там работает армянин. Неторопливый. С большими глазами и задумчивым взглядом. Давно работает. Он молчалив и как будто немного стесняется каждого клиента. Мне он кажется философом.

Сережа как-то принес ему мои осенние полусапожки – защиту на подошву наклеить. А сапожки старенькие, на молнии одного давным-давно оторвалась собачка, я вместо нее скрепочку повесила – все равно под брюки ношу, незаметно. Армянин брезгливо тронул скрепку, поднял большие сочувствующие глаза на Сережу и коротко спросил:

— Менат?

— Менять.

С тех пор мы стали звать его между собой Менат – настоящего-то имени не знали: «Надо к Менату отнести – попросить зашить», «Менат скажет, что тут можно сделать».  

Как-то он работал на меня чуть ли не год. Сережа приходил к нему регулярно то с одним, то с другим ботинком или сапогом, чтобы тот поставил его на растяжку – мои болевшие в то время ноги реагировали болью на тесную обувь.

Увидев очередной раз в дверях своей мастерской Сережу, Менат спрашивал:

— Ну как?

— Да просит еще немножко растянуть.

Он принимал обувь и вздыхал. Он за меня переживал.

Поневоле он оказался посвященным в наши проблемы – мои обострения и периоды ремиссии, в которые мы переставали к нему заходить. За тот год он стал для нас своим.

…Я давно там не была. А в этот раз нужно было прошить кроссовки. Спускаясь по длиннющей лестнице в подвал, я думала: «Хоть бы Менат никуда не делся. Вдруг уже не работает?»

Он вышел навстречу, застенчиво улыбаясь – обрадовался, мне кажется, не меньше моего.  

— Как хорошо, что вы здесь. Я переживала – вдруг вы уволились. А я к вам уже так привыкла.

Он улыбнулся еще шире.

Выписывая квитанцию, спросил:

— Имя?

— Лариса. А вас как зовут?

— Арсен.

Так у нашего Мената появилось имя. Настоящее. Как это здорово, что на фоне постоянных перемен, за которыми не успеваешь уследить, остается что-то постоянное и неизменное. То, к чему привыкаешь и хочешь, чтобы оно никуда не девалось. Что-то очень теплое. Почти родное.